Кажется, не сомневалась в том, что у слушателя поведанное ею не может вызвать ничего, кроме восторга и изумления. С тех пор и до последних своих дней, — рассказывала мне Нина Павловна, — К. Перелистывая жадно, встречая глазами знакомые с детства имена и названия, живо вспоминал себя в тот год, мальчишкой, первоклассником, далеко-далеко на Востоке, в Монголии! Потому что это в Панкине — главное. Я могу только, если потребуется, привести в порядок не приведенное в него». Монотонно гудели шмели. Но из кухни слышалось шипение, бульканье, потрескиванье и доносились запахи, которые помимо воли взбадривали дух, заставляли втягивать носом ароматы и, совсем по-кавказски, цокать языком, что вызывало заметное удовлетворение хозяек. Закладки шишки в турсунзаде. Я и не заметил, как мои мысли смешались с мыслями Ларисы, в моем же воображении родившимися. В излюбленной его манере — с неоднократным повторением одних и тех же слов, а иногда и целых фраз: — Очень не любил неправду, а говорить тяжкую, иногда смертельную правду избегал, пока была для этого хоть какая-нибудь возможность. Закладки шишки в турсунзаде. Снова пауза. Сейчас сварим и принесем. С середины марта распространять запретный товар стало делом вдвойне опасным. Ведь К. Походила по многим его дорогам. Лесопосадки на окрестных холмах покончили с пыльными бурями, бывшими бичом старой Эривани [13].
Здесь — начатое и оставленное, неоконченное и недодуманное — за недостатком времени, решимости, за разочарованием и усталостью — вдруг пришло в движение и стало выстраиваться в ряд. Ни разу не поддался он порыву что-то изъять, утаить от потомков Не соответствует рубрике. Нет-нет, помню, да и возьмешь снова в руки эти два десятка страниц на машинке, перелистаешь их, невольно задерживая взгляд на том, что тебе самому кажется примечательным или, наоборот, уязвимым. Вы будете писать роман. Жена Георгия Константиновича добилась их вызова. А главное, помню финал романа «Время и место» о том, что «не было времени лучше, чем-то, которое он прожил. Он завещается комиссии по литературному наследию
Я почувствовал острую необходимость задуматься наконец серьезнее над масштабами и сложностью дела, за которое так легко, словно по наитию, ни секунды не колеблясь, взялся. Неужели вы, студент в эпоху «ленинградского дела», постановлений о журналах «Звезда» и «Ленинград» и им подобных, думаете, что вы смогли лучше разобраться в этом вопросе, чем он — кто прошел войну от первого до последнего дня, кто лично был знаком со Сталиным, со всеми, кто его окружал, кого он возвышал и кем жертвовал? Сказал во всеуслышание: «Я Нинке верю, Нинку не трогайте! А главное — это автор. Рассказывая об этом, Нина Павловна, показалось мне, невольно сама заговорила симоновским слогом. Мне, признаюсь, представить это было нелегко. Когда я посмотрел на название, я подумал, ну что еще нового можно сказать о Константине Симонове. Ведь опять арестовали Алю Цветаеву.
Он проклял ее, когда она его не послушалась. Я не мог обо всем этом забыть, но и не мог не заставлять себя не думать об этом, а когда все-таки переставал помнить — под влиянием оживленного разговора и восклицаний по поводу очередного дымящегося и шипящего блюда, начинал корить себя. Через несколько часов она позвонила и сказала, что мама ночью мгновенно умерла. Встретимся у нас на даче. В конце концов, ссылка, да еще в Рязань, это уже не лагерь под Магаданом, где он был вначале. Все это были бы мелочи, не заслуживающие внимания, если бы они не оттеняли неожиданность и быстроту последующего нашего в трудную уже, а затем и в драматическую, и в трагическую пору ее жизни сближения. Юра отвечал мрачно, твёрдо и с оттенком злобы. Начало статьи. Прошел год, и мы снова оказались вместе — в больнице, из которой Симонов уже не вышел. О себе. Быть может, подобно Блоку «с белой площади Сената» он «тихо кланялся» со своего возвышения на сцене Тбилиси и тбилисцам, с которыми так много было связано в его жизни. Посидели с ним на веранде, подышали бодрящим, октябрьским холодком тбилисских предгорий, полюбовались темно-золотыми слитками айвы на оголенных ветках, поговорили о литературных новостях. Потом подумалось — издержки профессии: столько лет имеет дело с набросками, надиктовками, рукописями, черновиками, вариантами, письмами Они прилетели и продлили ему жизнь. Окружающие Ереван холмы засадили лесопосадками, благодаря которым армянская столица больше никогда не страдала от пыльных бурь. Конечно, ядро наследства, так называемый литературный архив, передан и будет еще передаваться в ЦГАЛИ.
Что же касается той опасности, которую, по свидетельству моего собеседника, Сталин нес в себе ежедневно и ежечасно для каждого из тех, кто с ним соприкасался, то в ту давнюю пору она, как мне представлялось, выглядела в глазах Симонова неким природным явлением, стихией характера, которая капризна, но неизбежна и может и покарать, и одарить в одно и то же время. Номер квартиры, двери которой, как в таких случаях полагается, оставались приоткрытыми, — был Поначалу казалось, просто отвлекает внимание от собственной персоны. И чем страшнее рисовала она словами эту картину, тем сильнее и ярче лучились ее глаза, звонче становился голос, выразительнее — жесты изящных, но сильных рук. Такая женщина. Ему тогда шел тридцать четвертый год. Имя самой Нины Павловны то и дело появлялось на страницах «Всего сделанного», которое мы с ней для краткости называли B. Он ведь был высокий. И знаете, что он мне ответил? На войне лучше его не было. Снова пауза. С годами такие обстоятельства начинаешь ощущать острее, да и дочь повзрослела, с чем — хочешь, не хочешь — а приходится считаться». А ему, она чувствовала, нравилось диктовать ей. Прощаясь, уходил я с поминок чуть ли не последним, мы условились, что встретимся здесь же на днях, в часы ее работы. Походила по многим его дорогам. Говорят, что не знали, куда пристроить, как убрать без шума из «Комсомолки», для того и создали чего-то там по охране каких-то чужих?!
Все было так неожиданно, что показалось мне в тот момент какой-то сумасбродной игрой или подражанием старомодным романам. Я не слышал от К. Пытаюсь что-то сказать, но рот словно бы схвачен судорогой. Я совсем не посторонний человек этой теме. Нина Павловна на этот раз не возразила против письма. Он уже поднялся, направился было мягким неторопливым шагом — был в мягких туфлях — к двери, но — предчувствие не обмануло меня — разговор еще не был окончен.
Дед убеждал папу, что писать надо в основном о командном составе. На следующий день он мне прислал записку, я обрадовалась! Все хотят его судить вместо того, чтобы увидеть, разглядеть, — думала, наверное, она. Да-да, теперь мне становилось все яснее — не так эти абзацы сами по себе нехороши с точки зрения моей гостьи, как это упорство. И через две-три секунды: — Вы знаете, у нас, ну, у меня, у других членов комиссии по литнаследию К. Прослышав, что она владеет стенографией и машинописью, Симонов, всегда со ссылкой на согласие Каплера, стал подсылать ей тексты, в основном статей, интервью и других выступлений в прессе. Кокс купить Жерона Появился путеводитель для любителей марихуаны; 5.
Вернее, подумав о них всех сразу. Успокаивать, утешать Саню не требовалось. И через две-три секунды: — Вы знаете, у нас, ну, у меня, у других членов комиссии по литнаследию К. И первое, что я ляпнул, едва мы разместились вчетвером в «Волге», Лариса Алексеевна рядом с водителем, было недоспрошенное за ужином: — Константин Михайлович, почему вы не пишете больше стихи? И здесь, — понизила она почти до шепота голос, — вся история его жизни. Напрасен труд — Журнал был весь из к Никто из «Комсомолки» а нет более амбициозных парней и девушек, чем здесь, я убежден, что один из комсомолкинских выходцев со временем станет-таки и президентом страны работать в каком-то там ВААПе не собирался. А вы поступайте, как знаете. Ведь К.
Они познакомились перед войной, когда Аля вернулась из эмиграции. Информация должна быть проверяема , иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена. Когда мог, вот так отмалчивался. Марсель , Франция. Эта цепь совпадений воодушевила меня еще больше. В книге «Четыре Я Константина Симонова», в этом романе-биографии, я увидел жизнь сложную, драматичную, с выводами объективно отнюдь не комплиментарными. Пытаясь угадать реакцию первой моей читательницы, человека взыскательного и прямого, а главное, самого близкого моему герою на протяжении четверти века, я переживал не за художественные достоинства этой вещицы — они могли для нее оказаться безразличными. В тот роковой день он подвез ее из «Жургаза» домой, а сам поехал в «Правду» к Мехлису, который его вызвал. Он ведь был высокий. Лариса, когда прочитала ее заметки, несколько дней не возвращалась к этой теме.
Вот же. Как правило, это были копии различных документов-писем — его ей и от нее — ему: поручений, заявлений, характеристик работодателя — служащему, приказов о назначении на работу, обращений в различные адреса. Нечасто она давала волю чувствам, но тут ей понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки. Потому что все, чем я в моем Симонове восхищался, принадлежало не ей. Лариса сказала, что это за ней. Хочу, чтобы кто-то прочитал их подряд, только так, знаете ли, разом, залпом, — он повел рукой наискосок сверху вниз, — и сказал бы, — тут он кашлянул, — стоит ли мне дальше писать беллетристику. В ходе почти детективной работы, связанной с открытыми и закрытыми архивами, встречами и беседами с апологетами Симонова и его недоброжелателями, законопослушными гражданами и диссидентами складывается многоплановый образ писателя и его творчества. Лариса уходила по-другому: те же прогулки по аллеям, но в ней ощущался протест, или даже бунт. И каждый раз она упоминала о какой-нибудь либо старой, забытой работе К.
Но прежде чем рассказать вам об этом, я должна спросить вас, знаете ли вы, что это такое. И что он мог сказать с надеждой смотрящей на него женщине? Эренбург жаждал, добивался этого вечера по случаю того, что исполнялось сорок лет его творческой деятельности. Подняли тост «за чудо», имея в виду, что какая-то, пусть слабая надежда все же остается. Распоряжавшаяся ими женщина сноровистым движением сунула какую-то бумажку, видимо, квитанцию в невидимый кармашек розоватой, в фестончиках, обивки гроба Между тем пришла пора мне выписываться из больницы. А потом, видите ли, открыл ее для широкого читателя. Путешественники с детьми любят приезжать в Ереванский зоопарк, который находится на северо-востоке города и занимает зеленую территорию в 25 га ул. Симонов отнесся к вопросу спокойно. Но он прогнозируется. А сейчас я вам посылаю, как договорились… Наброски «Мои четыре Я». У нее была Катя.
| закладки в арыс | лсд волжский | Закладки шишки в турсунзаде |
|---|---|---|
| 28-10-2020 | 6172 | 4557 |
| 24-1-2013 | 3819 | 2676 |
| 14-6-2005 | 1608 | 8960 |
| 13-4-2000 | 3345 | 6186 |
| 29-2-2016 | 6328 | 8893 |
| 18-7-2011 | 2172 | 2316 |
Но все равно, пусть услышит, как все было, от нее. В ту же пору К. Хотя чувствовал он себя в те дни явно неважно. Вскоре папка с названием «Илья Эренбург», которую Нина Павловна специально разыскала по моей просьбе, появилась на столе перед нами. Живущие поневоле в мире единообразия, как легко мы принимаем все выходящее из ряда за «пунктик» и чудачество. В глазах рябило от людей, столов с яствами и напитками. Мы оказались соседями по загородному коттеджу, в который поселили нас грузинские писатели, пригласившие тогда на свой литературный праздник гостей из всех республик. Что-то невысказанное звучало в интонации жены. Прическа короткая, прямая, волосы — словно парик из соломы на голове. Слушая ее, я вспоминал и все никак не мог вспомнить, кто же из героев симоновской прозы вот так же «грохал» кулаком по столу? Ну, вот, чтобы вы знали. Что я ответил? Просто ералаш Первый из таких документов относился к году. Хотя в глазах вся сила. Боже мой, все они хотят быть умнее К.
И мы делали пометки. Когда дверца машины захлопнулась за нашей гостьей, жена неожиданно заговорила о том, какой красивой была Лариса в ту пору, когда она впервые увидела ее в «Литературке». Походка — мужская, широкая и стремительная. По завещанию К. Монотонно гудели шмели. Я еще не написал ни одной строки сценария, но уже жил в нем. Жена Георгия Константиновича добилась их вызова. Как-то протянул ей кассету для расшифровки: — Об Эренбурге Потом стал приглашать в «Новый мир», где диктовал кое-что из прозы. И что он мог сказать с надеждой смотрящей на него женщине? В палату между тем входит женщина в спортивном шерстяном костюме. Все это были бы мелочи, не заслуживающие внимания, если бы они не оттеняли неожиданность и быстроту последующего нашего в трудную уже, а затем и в драматическую, и в трагическую пору ее жизни сближения. Мы записывали звонки, перепечатывали зафиксированное в трех экземплярах — один оставляли в его «нижнем» кабинете, другой — заносили в его рабочий кабинет домой, третий — брали с собой. Один экземпляр, тоже по его настоянию и с тем же условием, я отправила в ЦК. Врачи и дальше, не говоря ей правду, удерживали Ларису в больнице, ссылаясь на необходимость наблюдения.
И он, всерьез восприняв мои слова, сказал: «Знаете, Нина Павловна, раз уж судьба так распорядилась, раз уж поставила в центр потока жизни, наш долг бережно к этому отнестись». Но пока что я лежал распластанный на спине — строго в соответствии с предписаниями, а он присел рядом, в больничной робе, не то чтобы утешая, этого он в принципе никогда не допускал, а пошучивая, подбадривая, вовлекая в совместные планы Слова не идут с языка. Я говорю: как думаю, так и пишу. Обидеться тут, если только не распалять себя намеренно, было абсолютно не на что. От тридцать восьмого я потянулся к сорок первому, потом к сорок пятому, к сорок девятому, к пятьдесят третьему, пятьдесят шестому, шестьдесят четвертому Размышляя таким образом, я, тем не менее, с признательностью внимал рассказам Нины Павловны, чья разговорчивость в тот вечер была, конечно же, продиктована драматизмом ситуации, которого нельзя было и помыслить коснуться словом. Закладки шишки в турсунзаде Он всегда был на фронте, всегда там, где жарко. Уютный, по натуре и внешне, человек, она и вела себя непринужденно. Письмо Симонова из Москвы в Рязань. Я заметил, что, когда Симонов заговаривает о своем творчестве, речь его становится как бы невнятнее — он глотает окончания одних слов, проборматывает другие, повторяет без особой нужды третьи. Быть может, они даже обо всем уже поговорили друг с другом, в том числе и о целях сегодняшней нашей встречи. Вчера пришла к ней, и ее сразу же позвали врачи. Она на особом режиме.
Другие услуги - Ереван. Они работали с ним больше тридцати лет. Ереван Армения. Но он прогнозируется. Такой же точно она кладет на стул рядом с кроватью больной. Нота радостной приподнятости от того, что впереди трудное, но захватывающее дело И знала ли, что об этом знаю я, знает Нина Павловна? Я могу только, если потребуется, привести в порядок не приведенное в него». Кем видела себя в этот момент, вбирая всем существом жадность моих рук и ненасытность взгляда, устремленного на «Все сделанное»? Лариса Алексеевна помолчала, и в молчании этом теперь слышалось неудовольствие. Когда разобралась в своих записях, убедилась, что ничего не пропустила.
Рекомендуем к прочтению